Два раза в год, весной и осенью, движение на шоссейных и железных дорогах Северной Канады, Аляски, Таймыра нарушают многотысячные стада северных оленей. Группа за группой они подходят к железнодорожному полотну и останавливаются, напуганные поездами, гудением рельсов и проводов, не решаются его перейти, собираются все в большем числе, пока один из оленей вдруг не решится перейти дорогу, и тогда все животные устремляются за ним.

В наше трудное для диких животных время, когда происходит уменьшение численности или даже исчезновение некоторых видов зверей, такие массы диких оленей не могут не вызывать интерес. И не только научный — исследователям приходится задумываться и над тем, как использовать оленей, как сохранить их пастбища. Когда-то за счет охоты на северных оленей существовали многие народности Севера: нганасане, ненцы, юкагиры, эскимосы и др. Теперь же бывшие охотники занялись домашним оленеводством, рыболовством, пушным промыслом. Сократилось сейчас и количество волков, следовательно, позаботиться о регуляции численности оленей должны те, кто еще недавно думал лишь об их охране: хозяйственники, охотоведы, зоологи, любители природы. И дело здесь не только в мясе, шкурах и красивых рогах. Мы хотим видеть тундру и тайгу оживленными, нам приятно смотреть с самолета на стада в 80—100 тыс. голов: олени от горизонта до горизонта. Но возникает проблема оленьих пастбищ. Поэтому в наши дни особую актуальность приобретают вопросы не только охраны диких северных оленей, но и рационального использования их запасов.

У зоолога есть еще и свой, «личный» интерес к этому зверю. Для него северный олень — заманчивый объект исследования: это животное, удивительно приспособленное к суровому Северу, расселившееся на громадной территории в тундре, тайге, горах. Рядом на одних и тех же пастбищах: живут и дикие и домашние северные олени. Сравнив их, можно как бы заглянуть в глубь веков, понять, как» одомашнивал человек животных, как вольно или невольно изменял их своим трудом.